Костанжогло (Скудронжогло), Константин Федорович ("Мертвые души")

Смотри также Литературные типы произведений Гоголя

Человек лет сорока. Отличался "смуглостью лица, жесткостью темных волос, местами до времени поседевших, живым выражением глаз и каким-то желчным отпечатком пылкого южного происхождения. Он был не совсем русский. Он сам не знал, откуда вышли его предки. Он не занимался своим родословием, находя, что это в строку нейдет и в хозяйстве вещь лишняя. Он был уверен, что он русский, да и не знал другого языка, кроме русского". "Учился на медные деньги". "Первый человек во всей России, к которому Чичиков почувствовал уважение личное". "Хозяин-туз". "Первый хозяин", по словам Платонова; "получает 200 тысяч годового доходу с такого имения, которое лет восемь назад и двадцати не давало". "Наполеон своего рода". "Землевед такой — у него ничего нет даром. Мало, что он почву знает, но знает, какое соседство для чего нужно, возле какого хлеба какое дерево. Все у него три-четыре должности разом отправляет. Лес у него, кроме того, что для леса, нужен затем, чтобы в таком-то месте настолько-то влаги прибавить полям, настолько-то унавозить падающим листом, на столько-то дать тени... Когда вокруг засуха, у него нет засухи; когда вокруг неурожай, у него нет неурожая". "Его называют колдуном". — В деревне К. "живут те мужики, которые гребут, как поется в песне, серебро лопатой". "Работает сам, как вол", и убежден, что "вся дрянь лезет в голову оттого", что люди не работают. "У меня, — говорит К., — работа — первое; мне ли, или себе, но уж я не дам никому залеживаться". "Сам возьми в руки заступ, жену, детей, дворню заставь; умри... на работе! Умрешь, по крайней мере, при исполнении долга, а не то что обожрешься свиньей за обедом!" Обедов не дает, потому что такие званые обеды тяготят и "к этому не привык". — "А приезжай ко мне есть то, что я ем, — милости просим". Не дает денег взаймы на пустяки, но "приезжай ко мне в самом деле нуждающийся да расскажи мне обстоятельно, как ты распорядишься с моими деньгами: если я увижу из твоих слов, что ты употребишь их умно и деньги принесут тебе явную прибыль — я тебе не откажу и не возьму даже процентов". Чичикову "дал с радостью десять тысяч без процентов". Среди дворян слывет "скупцом первой степени", "сквалыгою", который, "пользуясь крайностями и разоренным их положением", скупает земли за бесценок". — "Дураки, дурачье, ослиное поколение!" — отзывается К. о тех, "кто проводит время в глупых своих клубах, трактирах, да театрах". — Желчный, легко впадающий в "темную ипохондрию человек". Считал себя "выдающимся" и после комплимента Чичикова ("Могу вам сказать, что не встречал в России человека, подобного вам по уму") "почувствовал, что не несправедливы эти слова". — "Этакого умного человека, по словам мужика, нигде во всем свете нельзя сыскать". Мужики к нему "в неволю" идут охотно, п. ч. дает взаймы на откуп деньги "с первого раза" "и корову и лошадь", хотя и требует с мужиков, "как нигде", работы. "Самые мысли К. не обдумывались заблаговременно сибаритским образом у огня, пред камином, в покойных креслах, но там же, на месте дела, приходили в голову и там же, где приходили, там и претворялись в дело". С желчным сарказмом говорит о "промотавшихся" дворянах и ученых "политических экономах", которые "дальше своего носа не видят..." "Дурак на дураке сидит", "осел, дурачье". Для К. все — "дело просто". Чичикову дает совет: "если вы хотите разбогатеть скоро, так вы никогда не разбогатеете; если же хотите разбогатеть, не спрашиваясь о времени, то разбогатеете скоро". "Начинать нужно с начала, а не с середины, — с копейки, а не с рубля, — снизу, а не сверху: тут только узнаешь хорошо люд и быт, среди которых придется потом изворачиваться. Как вытерпишь на собственной коже то да другое, да как узнаешь, что всякая копейка алтынным гвоздем прибита, да как перейдешь все мытарства, — тогда тебя умудрит и вышколит так, что уж не дашь промаха ни в каком предприятии и не оборвешься". Настроен враждебно против всяких новшеств "умников", которые ездят в Англию и возвращаются "глупее всотеро" и, "упуская посевы", "строят фабрики, выписывают из-за границы мастеров", меняют "почетное звание помещика", идя "в мануфактуристы, фабриканты". Не любит "щелкоперов", что пишут книжки, желая привить крестьянину "потребности свыше состояния". По мнению К., "весь свет поглупел", и благодаря "роскоши, стали тряпки, а не люди, и болезней черт знает каких понабрались, и уж нет осьмнадцатилетнего мальчишки, который бы не испробовал всего: и зубов у него нет, и плешив, как пузырь, — так хотят теперь и этих заразить". Одно только и осталось "здоровое сословие", которое не познакомилось с этими прихотями" — "хлебопашцы". Занятие хлебопашеством, говорил К., "законнее, а не то, что доходнее. Возделывай землю в поте лица своего, сказано. Тут нечего мудрить. Это уж опытом веков доказано, что в земледельческом звании человек нравственней, чище, благородней, выше". "Основание всего хлебопашество". "Фабрики", по словам К., "заведутся сами собой". "Не эти фабрики, что потом, для поддержки их и для сбыту, употребляют все гнусные меры, развращают, растлевают несчастный народ". У себя К. не заведет "никаких этих внушающих высшие потребности производств, ни табака, ни сахара, хотя бы потерял миллион". — "Пусть же, если входит разврат в мир, так не через мои руки!" Убежден, что в хозяйстве "всякая дрянь дает доход". "Из остатков и выбросков" у него всякий год "другая фабрика сама заводится". "И все так". Двадцать лет живет с народом и убежден, что, прежде чем "просвещать мужика", необходимо "сделать его богатым да хорошим хозяином", а там он сам выучится. Потребности должны идти "сообразно с состоянием". — Смотреть нужно "на пользу, а не на красоту. Красота сама придет". "В сторону красоту! Смотрите на потребности..." "Нужно брать дело попросту, как оно есть; а то ведь всякий — механик: всякий хочет открыть ларчик инструментом, а не просто". — К. "хотя и был не совсем русский", но его "собственному сердцу" было "близко" и досадно, что "русский характер портят" и явилось в русском характере донкишотство, которого никогда не было! "Просвещение придет ему в ум — сделается Дон-Кишотом: заведет такие, школы, что дураку в ум не взойдет! Выйдет из школы такой человек, что никуда не годится, ни в деревню, ни в город, только что пьяница да чувствует свое достоинство". "В человеколюбие пойдет — сделается Дон-Кишотом: человеколюб настроит на миллион бестолковейших больниц да заведений с колоннами, разорится да и пустит всех по миру; вот тебе и человеколюбие!" — Жизнь ведет самую простую и из доходов не строит "дворцов с колоннами да с фронтонами". "Нажить тысячи, — говорит К., — трудно без греха, а миллионы наживаются легко. Миллионщику нечего прибегать к кривым путям. Прямой дорогой так и ступай, все бери, что ни лежит перед тобой. Другой не подымет: всякому не по силам, — нет соперников. Радиус велик". С кулаками "торговаться не охотник" и цены не сбавит, потому что у него "вещь хоть три года лежи": "в ломбард не надо уплачивать". "Соперников у него нет". "Какую цену чему ни назначит, такая и останется: некому перебить". Живет почти безвыездно в деревне, "в поле", и не скучает. "Хозяину" нельзя, "нет времени скучать". Хозяин — "творец". Он "грядущий урожай сеет, блаженство всей земли", "пропитание мильонам". "В целом мире нет равного наслаждения", "потому что видишь, как ты всему причина, ты творец и от тебя, как от какого-нибудь мага, сыплется изобилие и добро на все". Трудясь на земле, "подражает Богу человек!.."